Российский журналист Шура Буртин присоединился к голодовке, которую объявил в тюрьме украинский режиссер Олег Сенцов, требуя освобождения украинских политзаключенных в России. Только к этому требованию журналист добавил еще одно, зеркальное: освободить и политзаключенных в Украине.
"Страна" связалась с голодающим российским журналистом, чтобы расспросить о ходе голодовки, о ее причинах и последствиях.
– Недавно вы объявили голодовку в знак поддержки украинских политзаключенных в России. А теперь требуете также освобождения российских политзаключенных в Украине. Почему вы изменили требования, вернее, расширили их?
– Просто это справедливо. И эта вещь может нас объединить.
– Кого именно может объединить?
– Дело в том, что обычно российские патриоты и либералы находятся на разных сторонах баррикад, потому что воспринимают дело Сенцова в политическом ключе. Для патриотов Сенцов плохой, потому что Украина плохая, а для либералов он хороший, потому что против Путина. И это разделяет людей. Соответственно, обычно те, кто за Сенцова, тем наплевать на политзаключенных в Украине, потому что они пророссийские. А требование освободить и наших в Украине, и ваших заключенных здесь – этот дискурс, мне кажется, объединяет, а не разделяет. И мозги как-то прочищает. Потому что либеральной публике в Москве, к которой я принадлежу, кажется, что у нас в России все плохо, а у них, в самой Украине, все хорошо, потому что они же против Путина. И люди стремятся закрывать глаза на то, что в Украине такие же проблемы. Поэтому мне кажется, что это нормальный человеческий ракурс.
Ну, а кроме того, с чисто прагматической точки зрения, у этого конфликта две стороны. И в Украине тоже сидят десятки политических заключенных за свои убеждения. И решением вопроса может быть только обмен, а в обмене участвуют две стороны. Поэтому имеет смысл и у Москвы, и у Киева требовать свободы для политзаключенных. Потому что реально единственный выход для этих людей – обмен. Украинцев, сидящих в России, на россиян, сидящих в Украине. Если мы реально хотим добиться свободы для того же Сенцова, то в его случае обмен – это единственный путь к освобождению. А для этого Украина тоже должна освободить кого–то из россиян.
– То есть, по–вашему, только обмен – единственный выход и для тех, и для тех политзаключенных?
– По крайней мере, для украинских граждан, которые сидят в России, и русских в Украине – это обмен. Другое дело, что в Украине проблема с тем, что многие тамошние политзаключенные по паспорту украинцы, которые придерживаются пророссийских взглядов. И тут уже никакой обмен не поможет. Тут правильно требовать уже просто освобождения. И у нас тоже полно своих политзэков–россиян.
– То есть вы требуете освобождения заключенных не только россиян по гражданству, а вообще всех политузников в Украине, которые придерживаются пророссийских взглядов?
– Вообще не важно, пророссийские они или какие–то еще. Политзаключенные сами по себе – это отвратительно. И, конечно, надо требовать освобождения всех. Тем более, что у нас такая ситуация, что это не просто политзэки, а конкретно жертвы конфликта двух государств – Украины и России. И в этом смысле мы как участники конфликта, российская сторона, отвечаем не только за то, что у нас украинцы сидят, но и за то, что украинцы сидят в украинской тюрьме. Потому что они тоже жертвы. Эти люди оказались за решеткой за свои убеждения, только из–за того, что две страны стали друг с другом воевать.
– Сколько политзэков–украинцев сидит в России и сколько россиян – в Украине?
– Есть разные подсчеты. Сенцов заявляет, что в России сидит 60 украинцев. Но я доверяю списку правозащитного центра "Мемориал" – они насчитали 24 человека. Кроме того наверняка есть еще несколько граждан России проукраинских, которых тоже посадили. А в Украине политзэков–россиян девять человек, по списку, который был при предыдущем обмене. Но Украина на днях заявляла, что готова отдать 23 человека, не знаю, входят ли туда эти девять. Я подозреваю, что большинство – пленные, а не политзэки. А по списку "Центра свободы слова" в Украине сейчас за свои пророссийские или левые взгляды сидят около 150 человек.
– Вы действительно считаете, что своей голодовкой сможете добиться освобождения этих людей? Рассчитываете, что вас услышит и та, и та власть?
– Я же маленький человек. Как любой активист стихийный, я не могу ни на что рассчитывать. Просто хочется что–то делать. А какой результат у этого будет – абсолютно неизвестно. Но это так устроен активизм. Если ты что–то делаешь – что-то может измениться, а может не измениться. Но делать что-то надо.
Шура Буртин голодает уже восемь дней. Фото: Фейсбук Шура Буртин
– Для заключенных голодовка – это единственный способ привлечь к себе внимание, быть услышанным, так как в остальных способах донесения своей позиции они ограничены. Но вы – на свободе, вы журналист, то есть вы и так публичный человек, которого слышат. Зачем вам это надо? Зачем вам голодовка?
– Если я просто вякну "Освободите Сенцова!" – это будет абсолютно пустое дело, незаметное. Какую-то статью о Сенцове писать нет смысла, я уже не смогу сказать о нем ничего нового. Сами подумайте. Человек несправедливо сидит в тюрьме, люди снаружи ему ничем реально помочь не могут – мы даже не можем митинг устроить.
– А почему не можете?
– Да просто мэрия не согласует проведение митинга в поддержку Сенцова. А если без согласования проведем несанкционированный митинг, на него мало людей придет. То есть, мы, по сути, ничего не можем. И это ощущение бессилия очень придавливает. Так и работает эта система – что людей угнетает бессилие, апатия. И когда я подумал, что можно присоединиться к голодовке, в каком-то смысле это было даже не столько ради самого Сенцова, сколько ради людей – таких же, как я, которые страдают от этого бессилия. Мы не можем вытянуть Сенцова, но мы можем неким символическим образом к нему присоединиться, показать ему свою поддержку. Примерить на себя его ситуацию.
– Но ваше решение многие критикуют. В соцсетях я встречала нелицеприятные комментарии в ваш адрес – что вы, мол, это все из–за тщеславия затеяли. Чуть ли не пиаритесь на горе заключенных.
– Да, мне пишут такое. Я не знаю, может они отчасти и правы. В любой публичной деятельности всегда есть какой–то нарциссизм. Вы тоже журналист, вам должно быть это понятно. Но голодать не очень просто. И если кто–то считает, что это так запросто – пусть сами попробуют.
– А вы, кстати, как давно голодаете?
– Восемь дней.
– Кто–то присоединился к вашей акции в поддержку Сенцова?
– Да, два человека еще сейчас голодают. Женя Кабаков, мультипликатор, и Настя Дмитриева, журналистка из "Сноба". Настя, кажется, написала, что голодать собирается три дня всего, а Женя более решительно настроен.
– Расскажите, как выглядит ваша голодовка? Вы вообще ничего не едите и не пьете?
– Я пью воду, иначе я бы уже помер. Не ем ничего.
– Со здоровьем проблем не началось?
– Опасным это становится после двух недель голодовки. Но я уже сегодня прекращу голодать. Сенцов попросил не голодать никого на воле ради его освобождения. Понятно, что просьба Сенцова не голодать в его поддержку – это просто проявление благородства. Но я остановлюсь, потому что идти на что–то серьезное мне слабо.
